Эффект вторичной дикости

От «музыки протеста» к музыке «про тесто»

 

Современным «зверькам» с гитарами как-то и невдомек, что лет двадцать назад ими бы активно занимались не фирмы грамзаписи, а КГБ. Несторами от рока много написано о том, как, к примеру, сибирские комитетчики гоняли Егора Летова. Но спустя десятилетия ситуация кажется скорее комичной, и напоминает детский стишок про дровосека. Бывший же диссидент, представитель  сибирского концептуального рока и лучший друг лидера «Гражданской Обороны», музыкант группы «Манагер и Родина» Олег Манагер вспоминает о своих встречах с сотрудниками госбезопасности с улыбкой…

 

- В первый раз это произошло в 1983 году. Тогда, многие молодые люди искренне пытались разобраться в судьбе своей страны, пробовали критически взглянуть на жизнь в ней. Рок-н-ролл был всего лишь инструментом. Позже я узнал, кто на нас донес. С другой стороны, мы не очень-то и скрывались, время было уже другое – начало 80-х. И вот, меня пригласили на профилактическую беседу. Ко мне домой приехал подполковник КГБ, суровый человек в штатском, представился и сказал, что есть вопросы. «Можем ли мы проехать в управление КГБ  Омской области?». Все было достаточно вежливо и лояльно. Мы беседовали более 10 часов. Я был наивный студент, многое говорил откровенно, но что-то предпочитал не озвучивать. Меня немножко журили, пытаясь понять, насколько я являюсь потенциальным проводником идей ЦРУ и  есть ли организация сибирских диссидентов. Смешно вспоминать, но и я, и он цитировали «Капитал», Ленина… Это напоминало скорее спор двух богословов. Когда они убедились, что я и мои приятели действуем на собственный страх и риск - фамилии их подполковник  назвал сам, вопросы отпали и меня отвезли домой. По-моему, за нами даже не стали устанавливать наблюдение. Второй раз это случилось спустя четыре года. Поводом стали концерты в Новосибирске в 1987-ом. Опять вызывали, журили и  упрекали в том, что мы проповедуем деструктивные идеи от фашизма до хулиганства, но уже без прежнего энтузиазма. Тогда, кстати, и появился мой сценический псевдоним, «Манагер». После концерта в ДК им. Чкалова  я защитил Егора Летова и братьев Лищенко от обкомовского куратора, представившись директором ГО. После Летов сказал: «Да ты же наш менеджер, ты Манагер». Так и прилипло.     А через год, перестройка вывалилась на Сибирь, и органы потеряли к нам всякий интерес.

 

Но ведь все-таки, ты был диссидентом. В том, что огромная страна была подорвана, есть и твоя «заслуга». Ты не жалеешь, что ты ее подорвал?

 

Когда 88 году мы играли концерт с «Гражданской Обороной» я со сцены  сказал, что хотя нас и обвиняют в фашизме, хулиганстве, но сами мы считаем себя коммунистами. Мы пытались отстаивать идеалы правильного отношения к жизни, как мы его понимали. По молодости мы не очень осознавали, что копаем под систему, никто не верил, что СССР развалится. Мне кажется, что рок-музыканты больше шумели, нежели сознательно пытались разрушить страну, их воздействие на распад Союза было минимальным. Даже если бы мы все не родились, демократия разметала бы Союз. Поэтому у меня нет ни жалости, ни сожаления,  ни стыда за своё прошлое. Я, всю сознательную жизнь, оставался последователем системы социализма и народовластия. Сознаю, что отчасти эти взгляды наивны, потому что в России всегда была власть центра, который подгонял под себя жизнь остальной части страны, но мы искренне пытались защищать страну, может реформировать, но не уничтожать свою Родину.

 

Как получилось, что ты стал  последним представителем  экзистенциального рока?

 

По мере того как страна меняла политический курс, мы приближались к Европе. Изменились ценности. Люди повзрослели. Эти изменения повлияли и на меня. В конце 80-ых нас называли «сибирским  панком», или городским фолком – скоморошеством ХХ века. Ту музыку можно по всякому называть,  она ведь сама была наследницей предыдущей волны музыкантов в разной степени, от Мамонова до Гребенщикова. Но нам довелось жить на переломе эпох. Мост  времён стал раскалываться, потерялись ориентиры. Панк-рок – это музыка протеста, причем – протеста социального, а если учесть, что русские люди в той или иной степени экзистенциалисты вообще, от кухонных разговоров до Достоевского… Так и рождается  это ощущение жизни за гранью, словно ты здесь живешь, но одновременно – где-то там. Так вышло, что поколение, которое должно бы было прийти нам на смену, объективно не успело ощутить экзистенциальное начало жизни. К этому прибавилось давление музыки «про тесто» – форматной, как столовские пирожки, копия стандартов Запада, замешанных на МТV. В этом смысле, наша экзистенция, как была небольшой по численности, таковой и остались. Из прямых последователей сибирского панка можно назвать группу «Адаптация» из Казахстана. Но здесь все вполне объяснимо – там же Назарбаев…  А так как по складу характера я остался человеком прежней формации, мне и выпала доля оставаться за гранью реальности и здесь. Это касается даже не столько махрового коммунизма, скорее присуще менталитету сибиряков и общинности вообще. Нынешний рок-н-ролл, на мой взгляд, наивен, вызывает сожаление некоторая узость мышления. У музыкантов появилось интуитивное желание соответствовать  нормам времени,  укладываться в моду, в новый соцзаказ. Для нас понятия заказа или денег, большой роли не играли, потому что музыкой заработать было не возможно, да и не было такой цели… 

 

Как бы ты оценил социальный заказ у современных рок групп? Ты отслеживаешь ситуацию?

 

Конечно. Соцзаказ всегда декларирован системой, и даже не в  политическом смысле, потому что демократия позволяет говорить достаточно открыто, а скорее в экономическом - денежном соблазне. При Ельцине и Путине гонений по поводу выражения противоположных мнений в музыке, не существует. Но стиль жизни, само понятие выживания … Наши западные друзья удивляются, - почему народ не восстал, после того как его, как потенциального хозяина предприятий «отодвинули», а средства производства отошли к узкой прослойке людей? Люди оказались на улице при минимальном протесте, неумении организовываться, их судьбой никто особо не интересуется, кроме тех случаев, когда нужно провернуть пиар-акцию или избирательную компанию, если один из кандидатов неожиданно обращает внимание на увеличившееся количество бездомных, брошенных детей и т. д. В этом смысле и музыканты раскололись на две части. Одни, например «Гражданская Оборона», остались независимыми в том смысле, что в них никто денег не вкладывает, и они выживают за счет собственной популярности. Организаторы концертов, конечно, уверены в прибыли, но, тем не менее, ГО поют и играют что хотят. Другие же музыканты ищут спонсоров, а последние уже постараются раздуть популярность и поднять процент на имени. Кто из нас легко может собрать 3-5 тысяч людей? Мы все заложники аудитории, а это люди со своими проблемами и новыми взглядами. Соцзаказ в этом и есть – ты должен угадать, что будет интересно всем. Молодые музыканты изначально прогибаются. Кто сказал, что пропаганда исчезла? Она просто поменяла свое название, но никуда не делась. Реклама буржуазного образа жизни, прививаемая широта интересов, предложения всевозможных развлечений – это и есть внутренняя пропаганда. Такая система ценностей трансформирует человека. Восприятие становится более поверхностным, а значит управляемым. Я называю это «эффектом вторичной дикости». Например, общие достижения культуры в камне - архитектура, стали  товаром - нашли применение в туризме. Собственно культура или история  такого диковинного места не важна, оно вроде экзотического антуража, но  той же жизни, из которой прибыл турист. Так, дикарь воспринимает Мону Лизу, как ритуальный символ, а дикарь вторичный – как холст, стоящий больших денег.

 

Как вы выживаете?

 

Группа «Родина» выживает, как и все остальные россияне. До некоторых пор мы ходили на работу - имели статус, а в последний год,  пробуем только играть, пытаясь понять, насколько мы вообще востребованы, насколько нас помнят. Группа не играла более 8 лет. Первые концерты в этом столетии прошли лишь в мае 2004 года. Естественно, пока довольно тяжело: степень выживания определяют расстояния и количество зрителей. Пусть наша база находится в Тюмени,  но до нас  отсюда  5 тысяч километров, а в туре – вдвое больше, а если на концерт придут меньше 100 человек, то ты играешь за  дорогу. Иногда выручают гонорары за  альбомы, но зарплата в пересчете на месяц за год – сумма небольшая. Но играть что-то «звериное» - на потребу форматного дня, я не хочу и не буду. Как говорили испанские коммунисты, «Свобода или смерть»!

 

Михаил Малышев, клуб «Лила», 8 декабря 2004, Ростов-на-Дону.