Интервью Олега «Манагера» Судакова про братьев Лищенко («Пик Клаксон»).
Взято Ольгой Кураевой по интернету 26-27 декабря 2008 года. Саратов-Омск
http://community.livejournal.com/pik_klakson/8764.html#cutid1
Ольга: Привет. Столько времени прошло уже, готов что-то рассказать? Я догадываюсь, порой комок в горле как преграда
Манагер: Да, что вспомню или если язык повернётся. Давай с простого.
Ольга: Как возник «Адольф Гитлер»?
Манагер: От родителей, как и всякое дитё (усмехается). Женька, как-то за ночь написал все песни на альбом, т.е. сочинил зараз. Это я уже после узнал. Наутро, ну, конечно, днём он Олегу их уже напевал, а на вечер или назавтра – уже сыграли всю программу. Тогда скорость неимоверной была. Вечером вроде репетировали, там было еще 3-4 человека, но вышло все сразу сыграть и как ни странно, так запись и осталась, с предисловием Женьки – Научная панк-рок группа «Адольф Гитлер». Почему он именно тогда написал и взял Адольфа за основу, я не знаю. Женька историю любил, и универ по истфаку закончил. Вот сейчас, есть же тема – опровержение холокоста как Израиль представил всё. Граф писал, Цундел, Ирвинг, вроде доказали, что много лжи было, подгонов под победителей в Нюрнберге. Выходит – что-то вроде пророчества вышло.
Ольга: А то, что ночью писал – случай или часто так Эжен делал?
Манагер: Я думаю часто. Ведь большую часть ночи не спали, у рокеров принято было. Понятно, что уже все спят – родители или соседа, тихо и как бы отстраненно. Пиши и ведь пишется. Днём не так, как-то надсадно выходит. Хотя Эжен, кажется, особо не маялся – день-ночь, но все же ночью лучше. Отвлекают меньше и вообще. По себе знаю – баще выходит, ну понятно же. А вот, кстати, Бэб рассказывал, что они как-то ночью кругосветное плавание сделали.
Ольга: Это как?
Манагер: Зима была. Я не знаю когда это было, это мы уж с Олегом сдружились и я узнал. Допустим, типа игра или забава. Тогда это в норме было – приколы таки или… в общем, чтобы ярче или просто так всё воспринимали. Взять и поплыть. Не одному Грину «Алые паруса» вделись. Допустим, пошел ты, из Кронштадта, например. Прохладно, ветрено. Откроют форточку, покуривают и – ветер норд-ост, свистать всех наверх, ставь кливер. Вот, а если экватор, то печку – на полную мощь. Все газовые горелки зажигали, а уж если штиль – только потом обливайся и в шезлонге качайся. Палец послюнявь и вскинь. Эх, нет ветра, блин (улыбается). А если уж мыс Горн, то окно настежь, в куртки штормовые кутайся, да еще из-под крана водой в лицо: там ведь обледенение, куда деваться… Вот такие ночи, так что Адольф не случайно. Может, вообразил всю картину, а книг много Женька прочел и однажды торкнуло и уж тогда – только записывай.
Ольга: Вспомни о первом новосибирском рок-фестивале. Выступали под названием "Адольф Гитлер"? Как же вас с таким названием выпустили на сцену? Это же 87 год!
Манагер: На самом деле всё было не совсем так. Об этом уже не раз говорили, мне кажется. В Нске зимой вначале 87-го решили сделать первый рок-фестиваль, не городской, он уже был проведён ранее, а межгородской. Настоящий фест. Мы засуетились и ринулись на поезд – братья, Летов, Серега Сергеев и я. Так вышло, что узнаем, что не прибыли Звуки Му и Аукцион, кажется, их комитет комсомола запретил. Надо было кем-то заменять. Что-то слышал про Летова и братьев президент рок-клуба Мурзин. Он доложил, что вот группа из Омска – Гражданская оборона, и тексты показал. Раньше это называлось – литовкой, когда пишешь текста и отдаешь на утверждение в дирекцию или в комитет. Что они там написали, я не помню. Что-то нейтральное и приличное с виду. Так разрешили. А уж как начали играть, то такой пошёл драйв: зал на ушах, у руководства челюсти отвисли, а может схалявили. Ну, играют, народ вопит и пускай. Ведь братья отыграли 6 песен, потом Летов – еще четыре своих, но когда Страну дураков спел, тут уж Кирилов (звукооператор) в монитор на сцену фразочку Летову брякнул. На записях все уж не раз слышали, мол дружок, ты там не ох…ел разом? Видно к этому моменту вся головка феста ужаснулась и дали разгоняй стрелочникам-звукачам. Да и было с чего – Бэб с гребнем, босый, у Летов волосы копной. Играют втроём, а чувство словно за шестерых. Когда обалдеваешь, так целый оркестр мерещится. Это же надо – Третий рейх, Майн Кампф. Да это же скандал, эпатаж, полный караул, и тридцать доводов в обойме. Там и я своё имя получил и ведь не отлипло.
Ольга: Это ты про «Манагера»? А как вышло, расскажи.
Манагер: Да, про это я раз сто говорил. После такого действа всё трио – в подвал. Там гримёрки были. Мы с Серегой за ними, а в дверях комсомолец и не пускает – не положено, важный разговор. Я набрался наглости и говорю, что я директор группы, я привез их и отвечаю. О, - воскликнул парень, иди, давай, там и тебе кое-что расскажут. И впустил. Там был инструктор от райкома партии Слуянов. Распекает их, ругает – вы плохие, как посмели, что это такое, фашизм. А наши сидят и посмеиваются, а его это еще более злит. Я как влезу – на дворе перестройка, ребята несут, можно сказать перестройку в молодежь, а вы? Не понимаете, что ли, это же апрельские тезисы. Он аж взвизгнул. Ну, он мне, я – ему, потом он развернулся и ушел. А Летов говорит, - вот у нас директор, вот он менеджер. Так и прилипло. Я себя и Анархипом и Домиником называл, не приросло. Женька где-то в стихах даже поиронизировал – А вот товарищ Доминик, по прямой норовит вышагивать…
Ольга: Игорь Фауст рассказывал, что Эжен буквально за несколько минут придумал отличный текст для музыки, он утверждает, что у него был поэтический дар. Ты читал его стихи?
Манагер: Да, там и рассказы и всякие афоризмы, эссе. Даже тетрадь такая есть. Кажется мы ее пересняли всю, в Нск увозили для этого, а сейчас, наверное, у Ленки (жена Эжена) или у Тинки (дочь). Я вот скоро поеду в гости к матери Ольги Викторовне, спрошу. Только вот позор, на память не воспроизведу. Лукич бы легко, рассказал, у него память отличная. Здорово у него выходило писать. По песням видно же – самородок, просто живой дар. Правильно Фауст говорил, так и было. Женька многое мог, тогда я не очень и понимал его. Он в глаза не бросался, чуть в себе был. Мне тогда казалось, что он не много замкнутым был. Не, такой темперамент меланхоличный. Бэб живее был, внешне ярче. А, вспомнил, одну строку, кстати, Лукич, надо мной любил подтрунивать – ради красного словца не пожалеет и отца.
Ольга: Не обидно было?
Манагер: Нет, то ест как – не догонял. Хотелось чего-нибудь эпичнее, краше. Эго родимое, не всегда про себя приятно неприятное без обид. Потом врубился – за язык шутил, а я действительно порой, лопотал много лишнего. Да нет, пережил. Ведь дружно было, без подножек, хоть и с подколками. Не вернуть уже время, а жаль. Нет-нет да и пробежишь оком…
Ольга: Эжен был хиппи?
Манагер: Мне кажется, нет. Внешне похоже, наверное – хайр, отстраненность, на Гаую ездил, в Симферополь. Да нет, ну не в моём понимании. Хиппи – это система, стопом трасса, флеты, трава, безделье-созерцание, тусовка. Мог и оказаться как-нибудь, но – это случай, донна Анна, случай. Из Дон Гуана, мы любили цитировать советские фильмы,. Так на ум пришло. Конечно, можно по категории, что хиппи – состояние, свет, любовь, откровение. Тогда и Че Гевара – хиппи. Абсурд. Скорее – 60-ые здесь и сейчас. Поскольку они схлынули, все под одну гребенку – и тех кому то время как родина, и тех кто – туда завалился по моде, от неформалов…
Ольга: Кто играл на виолончели, например, в «Лишних звуках»?
Манагер: Бэб, конечно. Я так думаю. Блин, ну на концертах Бэб играл, Женька на флейте мог. Никогда не забуду, как их в ДК «Шинник» увидел. Я тогда сильно обалдел, не ожидал и как-то даже неловко стало. Не Аквариум, но такой фолк, что улетай. А с другой стороны - и Женька мог. Они оба – мульти-мэны по инструменталу были, просто у одного одно было лучше, а другому – на том проще. Кстати, помнишь надпись на барабане виолончели? (сгорел гриф при пожаре в их квартире). Гиль-О-Тина. Ну, дочку Тинкой звали, шутка такая. А по-стереотипу – Гильотина, я не сразу въехал, но все же успел сам. Там у них всегда какие-нибудь штуки были. Вот висит цепь, в нее очки вставлены. Висит и незаметно, потом Олег спросит – Как тебе? И лыбится. А-а это… Ага, говорит, – На цепи очки. Ну, ты понимаешь, в смысле – напяль оправу. Или коты: картины с котами. Всякие – от Лелика, сам Бэб напишет, или кто-то подарит. Целая галерея…
Ольга: Какие их песни тебе нравятся?
Манагер: Ха, ты даёшь! Так сейчас-то как, все здорово. Не различишь, столько всего прошло.
Ольга: Нет, я имела в виду – тогда или что больше?
Манагер: От Бэба – Мыши, Орден, Воробей от Женьки – В каком морге лучше, Заснеженный проспект, Сумасбродный идиот, или Эй, брат любер. Не, все равно уже не различишь. Просто тогда особо на божничку не ставили: классные песни, не похожие, цепляют – этого хватало, и орден тебе и что-нибудь съесть. Казалось, что у всех так, а если чего-то хуже у кого, так он как-то мимо кампании проходил. Я про то, что все было в жилу, в кассу или – к месту. Такое чувство, что поток не прервётся, так будет всегда, еще сто песен напишут. Не понимаешь сразу, то на второй-третий раз зацепит. Ведь собирались, пели песенки, и всегда можно было еще раз спросить спеть. Блин, а какая песня – Дворники метут по утрам выбитые зубы! Жаль, что им не свезло в итоге. Не то, что слава, просто богаче было бы у многих, ведь не знают до сих пор, как бы за ГО или ИпВ не так заметны. А это тоже сибирская волна. Не панк, то есть – не только, не столько. Не то что шире, братья несколько иное. Без явного упора на социум-политику или протест. В этом смысле – они хиповее были по духу. Банально звучит – своим путём шли, но Женька на взлёте умер, Бэб долго оправиться не мог. Любил очень брата, не хватало его до самого последнего…
Ольга: А, вот Олег – Бэбик, он ведь моложе был, о чем любил говорить, какие песни пел, над чем смеялся, что говорил про брата, что ненавидел?
Манагер: Ты обо всём сразу… В чём-то другой, чем брат, в чем-то похожий, а со стороны – разные. Нет, ты же видела – обаяние на троих и какая-то гармония, что ли. Трудно сказать точно, легко было рядом, располагал сразу и очень пронзительный. Что бы ни делал, там переживал или веселился, но был одно с собой. Не подстраивался. Да, можно и так. Не все так могут: кто-то вроде правила принимает, не прогибается, но приходится. В офисе или незнакомой компании, а Бэб – нет. Таких сразу видно, вокруг слегка пространство сужается (улыбается)… Что читал – не важно. Ну, например – Мифы народов Латинской Америки или Лема, Тне Who, McCartney или Batthole Surfers. Не в этом дело, не опишет это и мало что даст. Любил французские фильмы и что? Кто не смотрит? Вот, положим, я в Нск собрался. Давай обсуждать, спорить. Поздравлял: любовь ведь. А задумал я тогда книгу одну – Тень Христова. Потом все переиначил, но когда рассказал и он въехал, то говорит, – Ты – разувер! Я говорю, – как так, почему? А он мне, – я, мол, сам люблю разуверять какого-нибудь чела, но ты – по крупному. И я въехал. Понимаешь? Ну, многие ведь играют, пробуют быть похожими или ищут и выпячиваются. Он, этого не делал, но очень чувствовал фальшь и уж тогда не спускал. Нет, не лез в бутылку или там стебал, и это было, конечно, но никогда – больше, чем можно снести. Несмотря ни на что, Олег уважал чувака, даже если тот зарывался. Да и Женька таким же был, чуть по-другому, но не суть. Славка потому к ним и пристал, даже охранял.
Ольга: А кто это?
Манагер: Так ты должна помнить – Захаров. Высокий, худощавый, афганец. Он тогда часто заходил к ним. Я вообще впервые увидел человека, кто не улыбается глазами. Смеётся, но глаза колючие и буравят. Он десантник. Вернулся, а здесь уже не так, то есть для него не так. Дрался, пил, но парень был классный. Как-то на концерт к ним попал, подошёл. Он недалеко жил. Поговорил. Представь – он и братья! Это же две планеты. Так казалось, но снаружи – форма, обвёртка и он въехал и даже оттаял. Знаешь, в кино так любят – «отогрелся сердцем». Они ведь, в общем-то про то и пели, что настоящему понятно, только от света, поперек, невзирая. Как не почувствовать. Но он из другого круга, поэтому по-своему всё равно. Славка типа секьюрити у них был. Всякое на концертах бывало. Эй, брат, любер! Я к чему это? Очень яркие были, если фантики убрать, и всегда интересно. Очень в глаза бросалось, видела ведь.
Ольга: Я знала его очень мало, но я тогда видела человека необычно яркого свечения, ему не хватало воздуха... он рассказывал, что сидит часами на одном месте неподвижно, не знает как ему дальше жить, что отчаянно не хочет взрослеть...
Манагер: А кому охота в дурня толстокожего превратиться? Потом все равно, но можешь и не забыть и будешь, как безрукий руку вспоминать. А брат? Женька умер уже, а в душе был, и не хватало, то есть буквально половины не было. Дыра и не зарастает…Я его спросил, как-то, а он улыбнулся и говорит: «Женька из армии должен был прийти. Я его жду, прикидываю – как будет. Все перебрал. Например, курю в окно, а он идет или я иду, а он уже машет сверху. Думаю, либо так или так. А оказалось, один вариант не учёл – проспал. Просыпаюсь, а он напротив в форме. Привет, говорит…». Или Ирка. Сколько всего, и скандалы и дринк, а если нет ее – ждёт. Был преданным, но и не прощал, если какую подляну кто делал. Мог и видеть, но в душе шрам….
Ольга: Не знаю, о чем спросить так чтобы попало прямо в точку. Иногда, какая-то мелочь характеризует человека лучше, чем сотни ничего не значащих строк.
Манагер: Если честно, то не получится. Ты его видела и тебе легче, а со стороны – набор слов или как эпитафия. Сколько раз про Янку спрашивают, а про нее, сколько написано, но мало. Потому что вживую хочется, а ускользает. Ускользающая простота. Мелочь, говоришь, сейчас подумаю. Мне проще – из своего. После 97-го, как-то у них с Серегой не получалось записаться. Всё хотели, были рядом, ездили в Питер, кажется, а мимо. Потом я собрался отъехать. Осиротело стало. Чувствовалось. Я ему коллаж с Че Геварой на память оставил. Мы ведь иной раз любили ночь напролёт болтать. Чай, Беломор и обо всём. Он иногда сильно в алко улетал. Я-то пить не умел, не то тело. Вот. Поэтому про многих с его слов знал. Виделись – с Ленкой Прошиной или Майком Старым, но это не то. Так вот, дождусь, позвоню и всегда он зазывал. Многие ведь когда в штопор, сильно меняются: отходняк и вообще – не до поэтики. А Бэб никогда, то есть не менялся. Чуть оклемается и такой же. Песни долго не писал, и все равно потом полилось и стихи, и рассказы. Так вот, я любил про эзотерическое или непризнанную археологию, или про тайны Египта. Так всегда его манило, слушал, спорил-говорил и принимал. Это же всегда чувствуешь, когда к месту и на двоих разговор. Так часов на пятнадцать – с вечера до утра. Мне самому интересно, ведь редко чтобы на всю ночь и в интерес. Наши-то знают и когда я в Нск приезжал, всегда спрашивали – Как Бэб, опять на всю ночь? Странно, но ведь забратались не случайно.
Ольга: Это когда Янку хоронить ездили? Ты писал мне.
Манагер: Ты сама решай публиковать ли. Втроём поехали – мы с Бэбом и Егор. Поминали в купе полночи. Так вышло, что никто не подсел. Под конец так сошлись, что решили побрататься, чтобы смерти – нет, чтобы жить. Каждый себе на руке крест оставил ножом и приложились рука к руке, чтобы кровь смешалась. Может это выпендреж вспоминать, но мне уже пофиг на это фанатство или тщеславие. Какая разница, было ведь, и теперь двоих нет, и хочется вернуть, в гости зайти. Никого. У меня медленно до сердца доходит, но всё равно в памяти все живы. Это уже навсегда – и Селиванов, и остальные. Ладно, давай заканчивать, а то мне слегка через чур и на черезмерняк тянет.
Ольга: Давай, но скажи, почти пять лет прошло, могла не случиться трагедия в 2004?
Манагер: Не знаю. Всегда подпадает, что как ключ в скважину. Бэб часто говорил, что суть или главное – чтобы карнавал. На всех и без всяких запуток. Это его словечко. Сейчас тянет на карнавал, да еще при их музыке и взгляде? Как будто спецом все совпало – и патруль, и ночь, и кодировка, и эти уроды в парке для Наташки. Кому адресовать вопросы, кто там сверху так планирует? У нас в Омске про смерть легко при жизни было говорить. Нас так и отличали, многим же страшно. Гражданская война. Эту песенку ему и посвятили в Колеснице. А Махно? Тоже поймали, и завтра как девять лет будет. Столько надо написать в чертах и красках, чтобы вдруг ощутить и почувствовать. А что с этим делать, если не вернёшь? Помнишь «Мост святого Людовика» Уалдлера? Только руками развести на человечью жизнь, но не остановишь. Судьба. Главное не понять – слушай песни и там про все, а слов никогда не хватит...